Она стояла посреди гостиной, прижав стиснутые кулаки к груди. В ушах у нее звенело и свистело — то ли волшебный аппарат, то ли собственная кровь.
Сейчас Дон закончит осмотр, велит ей отдыхать и уйдет. И она снова останется один на один с собственными страхами, с Тьмой, с одиночеством, звенящим под потолком спальни…
Он спустился со второго этажа и подошел к ней.
— Устала, маленькая? Замотал я тебя совсем. Ты сейчас прими ванну и ложись спать…
— Нет!!!
Он осекся, удивленно посмотрел в наполненные слезами серые глаза.
— Сэнди, ты чего?
— Если ты сейчас уйдешь, я умру.
— Глупости! Теперь тебя охраняют не хуже чем президента…
— Дон! Заткнись. Пожалуйста… — Она скорее упала, чем села на диван, закрыла лицо руками. Из-под побелевших пальцев донеслось отчаянное: — Я тебе противна, да?
— Сэнди, ты что?
Она отняла руки от лица, подалась вперед, тонкая синяя жилка бешено билась на шее.
— Я не могу без тебя жить, Дон! Не могу дышать. Меня давит темнота… я задыхаюсь! Никогда в жизни со мной подобного не случалось, а с тобой — случилось. Я хочу быть рядом с тобой. Всегда. Или хотя бы этой ночью.
Он медленно коснулся карамельных завитков на шее. Сэнди закрыла глаза, уткнулась лбом ему в плечо. Дон осторожно взял ее за плечи, притянул к себе.
— Сэнди… я ведь не смогу остановиться… я так… тебя… хочу…
— Дон, пожалуйста, не уходи. Так нельзя говорить с мужчиной, да? Я ничего об этом не знаю…
— Маленькая ты моя птица… Бедная, подстреленная птица Сэнди… Иди ко мне.
Она кинулась в его объятия, словно в омут — с головой.
Тьма больше не пугает и не грозит безумием. Тьма бархатная и мягкая. Она мерцает миллиардами звезд и взрывается прерывистым шепотом, нежным смехом, сбивчивыми клятвами, глупыми и прекрасными словами.
Тьма торопливо и нежно раздевает — чтобы через мгновение укутать теплом другого тела.
Руки сплетены, тела спаяны воедино, кровь — общая, дыхание — общее, жизнь — общая.
Каждый раз в этой истории все происходит заново и с чистого листа.
Можно знать тысячу женщин — и удивиться, как в первый раз, шелковистости кожи, хрупкости тела, жару, опаляющему и согревающему твою очерствевшую душу. И пить поцелуи, как пьют воду в пустынном оазисе — жадно и бережно, не уронив ни капли…
И совсем по-мальчишечьи, восторженно и растерянно произнести, выдохнуть, выплеснуть вечные, банальные и прекрасные слова.
Я люблю тебя. Я так тебя люблю…
Можно не знать ничего. Можно бояться всего на свете, стесняться собственной тени и смириться с поражением, еще не начав игру.
Можно быть заранее уверенной, что ничего не получится, потому что не умеешь, и некому было учить, и поздно уже учиться…
И в один сияющий нестерпимым прозрением миг превратиться в ненасытную и нежную жрицу Темной Богини, раствориться в любимом, стать одним целым с ним, а потом торжествовать победу, щедро деля свой триумф на двоих.
Потолок распахнется в небо, полное звезд, и ангелы споют что-то несомненно божественное, а лица у них будут — твои.
Ты улыбнешься Тьме искусанными губами, и счастливый стон отразится от стен, ставших Бесконечностью…
Я люблю тебя. Я так тебя люблю…
Дону Каллахану снилось счастье. Объяснить это сложно — только маленькие дети точно знают, как оно выглядит. У счастья Дона Каллахана было лицо Сэнди, смех Сэнди, голос Сэнди… короче, ему снилась Сэнди.
Он лежал и блаженствовал, а на груди у него спала маленькая птица по имени Сэнди Кроуфорд, и ее теплые карамельные волосы рассыпались по его могучей, поросшей черным волосом груди.
Она пошевелилась — и Дон Каллахан замер, всеми силами души мечтая продлить блаженство. Еще рано, слишком рано, очень рано. Спасать мир можно начать попозже…
Конечно, и Лючия подождет, ехидно заметил внутренний голос. Дон нахмурился — и в этот момент завибрировал где-то под кроватью его сотовый. Дон совершил невозможное — дотянулся до телефона, почти не изменив положения, но Сэнди все равно проснулась и одарила его такой счастливой и доверчивой улыбкой, что он чуть не упустил нащупанную трубку…
Голос мужчины был ему незнаком, но это не имело значения, потому что этот голос произнес:
— Доллис Грей просила известного вам человека уделить вам пару минут. Он будет ждать вас в три часа в доках, у того пирса, где вы с Доллис проводили медовый месяц.
И отрубился. Дон полежал еще немножечко, собираясь с мыслями. Сэнди, которая прекрасно расслышала все сказанное незнакомцем, нахмурилась.
— Ты понял, что он сказал?
— Да. Когда мы с Доллис поженились, ребята из управления скинулись и наняли нам яхту. Медовый месяц длился всего пять дней. Яхта швартовалась у восьмого пирса…
— А вдруг это ловушка? И про кого он говорил?
— Про Хуана Риверу. Доллис все-таки нашла его… ведьма! Насчет ловушки — не думаю. Кто, кроме Доллис, может знать про то, что случилось шесть лет назад? Эй! Опять ревнуешь?
— Н-нет… не знаю. Да!
— Перестань. Женат я на ней был, это правда. Теперь люблю тебя, жить хочу с тобой, а Доллис… она редкостная стерва, но отличный товарищ.
— Интересно как. Стерва — и товарищ.
— Это правда. Жить с ней невозможно, но в разведку идти — пожалуйста.
— А со мной?
Дон приподнял ее подбородок согнутым пальцем и тихо сказал:
— Я ни за что и никогда в жизни не пущу тебя ни в какие разведки. Я буду защищать тебя от всего на свете. А если враги станут одолевать… тогда я напущу на них Доллис Грей!